Хасан ХАЗАИ

ВЗБУДОРАЖЕННЫЙ    РЯБЧИК

Исторический институт

Международной Академии Наук (МАН)

Итильбад

2434 год хиджры

ПОСЛАНИЕ ИЗ ГЛУБИНЫ ВЕКОВ

– Андерс, ты похож сейчас на дервиша, который трёт лампу Алладина, – я засмеялся, представляя, что вот-вот из пузатого сосуда, бок которого оттирал от грязи мой друг, вылетит джин и скажет: «О, мой повелитель! Чего изволите приказать?» Однако раздался не голос духа, а до приторности мелодичный голос Дэна Ливея: «Андерсу опять повезло, фортуна на его стороне: пять дней мы копали – и ничего, а он только вчера приехал – и на тебе!»

И вот судьба вновь свела меня с задавакой Дэном: на границе трёх держав – Ирана, Швеции и Китая, там, где великая река, в древности носившая имя Волга, втекая в иранские пределы, обретает имя Итиль, начались раскопки античного города, некогда возведённого загадочным народом и называвшимся им, кажется, Саратовом. В состав археологической экспедиции включили и лучших студентов университета Академии наук – разномастную публику со всех краёв и весей, победителей исторических Олимпиад. Именно на Олимпиадах я и познакомился и со шведом Андерсом Нильсоном, и со многими другими ребятами, с кем сейчас учусь в Историческом институте Международной Академии Наук (МАН).

С того памятного дня, когда швед извлёк из земли сосуд и выпустил ждавшего тысячелетие своего часа дьявола, начались не только наши злоключения, но и тот глубокий интерес к загадочному народу, обитавшему некогда эти благословенные места, который вспыхнул во мне и до сих пор не даёт мне покоя. Мне так жалко тот невероятно талантливый народ, так глупо погибший и расплескавший отпущенный ему щедро Всевышним дар, – что я мечтаю о невозможном: изобрести машину времени и махнуть на тысячу лет назад, чтобы предупредить их о грозящей им гибели от того, что они считали несерьёзной угрозой и даже бравировали своим запанибратским отношением со своим, как оказалось, могильщиком.

Прошлое переписать нельзя, история не знает сослагательного наклонения. Зачем же я терзаюсь от бессилия что-либо поправить и для чего взялся за перо, рассказывая о невероятных и печальных происшествиях, начавшихся позапрошлым летом и ещё, увы, не завершившимся? Потому, что история имеет обыкновение повторяться, и прав тот древний мудрец, заметивший: она учит лишь тому, что ничему не учит. Впрочем, мы всегда не теряем надежды, что к нашим-то поучениям и предупреждениям люди прислушаются, иначе всё теряет свой смысл. Но – по порядку, вернёмся к тому мгновению, когда Андерс осторожно освободил поверхность, как оказалось, стеклянного сосуда от грязи, плотно притиснутой к стеклу многими веками, и воскликнул: «Глядите, здесь какие-то письмена!»

Весть о том, что студенты нашли послание из глубины столетий, быстро облетела лагерь. Никто из учёных мужей не отважился прочитать надпись: начертания знаков не напоминали ни иероглифы, ни скандинавские руны, ни индийский алфавит, ни арабскую вязь. Вызвали из Академии Наук специалиста по древним языкам – индианку Индиру Ганди. Хотя Академия, расположенная на берегу Хуанхэ, отстояла от Итиля на тысячи километров, Ганди, женщина уже в почтенных летах, прибыла через пару часов: современный светолёт быстро домчал её до места раскопок. Вернее, светолёт вовсе  не мчался, а просто, отключив под собой гравитацию Земли, завис в одной точке на высоте трёх километров, а планета, вращаясь, сама предоставила экипажу светолёта необходимые координаты для посадки. Светолётом же лайнер называется потому, что в случае полёта на другие планеты над ним раскрываются паруса, и солнечный ветер гонит космический корабль по волнам мироздания.

Ганди недавно отметила свой второй юбилей и готовилась уйти на покой. Юбилей – отрезок времени в пятьдесят лет. Обычно люди после празднования своего столетия завершают свои исследования, передают дела своим молодым коллегам, и оставшиеся им третьи полвека посвящают путешествиям, воспитанию правнуков, предаются и другим занятиям, на которые не хватало времени раньше. Правда, их не списывают со счетов, приглашают консультантами, позволяют и дальше работать по специальности, коль у кого есть желание, однако большинство уступает дорогу молодым, приходя им на помощь в сложных случаях, когда требуется их немалый опыт. Вот и Индира недаром слывёт знатоком древностей. Взглянув на текст, она сразу же определила, что загадочные письмена составлены буквами русского алфавита, подтвердив тем самым догадку археологов о происхождении найденного ими города. Профессор настолько хорошо знала русский язык, что тут же, в присутствии всех сбежавшихся археологов стала читать начертанное на сосуде под изображением птицы, распустившей вниз крылья:

«Рябчик – маленькая птичка, живущая в местах, далёких от шумных городов и суеты. Он любит чистые красивые леса, где на солнечных опушках виден золотой окрас его перьев.

Водка «Рябчик», – тут Индира прервала чтение и сказала: «Здесь явная опечатка – написано «водка», а надо – «вода», одна буква лишняя вкралась, –  унаследовала у этой птицы вольный характер и лесную душу, – продолжила чтение Ганди. – Она как глоток лесного воздуха – прохладный, свежий, кристально чистый. И ингридиенты она взяла у самой природы – воду («вот, здесь слово написано без ошибки! – одобрительно заметила индуска, как будто не переводила с мёртвого языка документ ушедшей эпохи, а проверяла диктант у школяров) воду, – повторила она звучное слово, – из чистых источников, озимую пшеницу и ароматный тмин.

С «Рябчиком» так легко отпустить все заботы и насладиться спокойным течением жизни, как на природе. Махнёшь с друзьями по рюмочке «Рябчика» и как в заповедном лесу оказался. И душа взлетает ввысь, словно лесная птица! «Рябчик» – возможно, самая природная водка России («Вот, опять опечатка!» – нахмурилась чтица, словно её оскорбила неряшливость древнего писца), с которой отдыхаешь как на природе, недаром её называют водкой с лесной душой», – окончила чтение профессор Академии, и, остановив зарождавшиеся аплодисменты сгрудившихся вокруг неё археологов, в нерешительности пояснила: «Не стоит благодарить за мой экспромт, мне нужно серьёзно поработать с текстом: кажется, не все слова я поняла. К примеру, вспоминается мне, что рябчик – название вовсе не воды, а изысканного блюда русских. Один их поэт так описывает пиршество: «Ешь ананасы, рябчиков жуй…» Видите, рябчиков – жуй! А как можно жевать жидкость?

Профессор-филолог повертела в руках бутылку, рассматривая её со всех сторон. «Постойте, да тут ещё буковки, да такие маленькие, что их едва различишь!»

– Возьмите увеличительное стекло, – Андерс протянул ей лупу, которой он на досуге выжигал рисунки на дощечках, ловя в фокус жаркие лучи степного солнца.

Индира, прищурившись, стала читать мелкий шрифт: «Водка «Рябчик» изготавливается из натурального сырья и соответствует международным стандартам и правилам Европейской экологической комиссии ООН. Контроль качества осуществляется на всех стадиях технологического процесса, начиная с контроля качества сырья и заканчивая реализацией готовой  продукции. Экологический Сертификат № 00001658, выданный Министерством природных ресурсов и экологии Российской Федерации гарантирует потребителям безупречные вкусовые качества и безопасность продукта. Руководитель органа (центра), выдавшего сертификат – Ф.Ф. Метлицкий», – вот, смотрите, тут сохранилась печать и подпись чиновника, – повернула увеличительное стекло к студентам, внимательно слушавшим её чтение. – Эта печать и эта собственноручная роспись, – он начертал свою фамилию, – означают, что продукт, которым был заполнен сей сосуд, можно безбоязненно употреблять, и он, чиновник, ручается за последствия.

– Жалко, что сосуд пустой, – разочарованно заметил Андерс, – а как хорошо было бы испить то, что пили неведомые нам русские! Как там: «Отпустить все заботы и насладиться спокойным течением жизни…», «безупречные вкусовые качества...» Интересно, эта вода была сладкой или кисловатой, а может – резкой и освежающей, как минеральная вода Кавказа?

– Увы, этого мы уже не узнаем никогда! – подвёл итоги уходящему дню Бьёрн Ларсен, руководитель археологической экспедиции, – Пора идти отдыхать, готовится ко сну, завтра нам предстоит сделать больше, чем сегодня.